Оловянных солдатиков строем
По шнурочку равняемся мы,
Чуть из ряда выходят умы –
«Смерть безумцам!» – мы яростно воем…

Пьер Жан де Беранже


Мне кажется, что определение «современное образование» в некотором смысле манипуляция сознанием родителей. Сразу представляется Храм науки светлый, просторный, современное оборудование, компьютеры, зимний сад, лаборатории… И самое интересное, часто как раз это всё в новых школах есть.

Но, ведь образование – это не про оборудование и не про помещения. Образование – это про людей, которые его получают. И вот тут большой вопрос, что такое современное образование для учеников и для государства, которое современно образованных выпускников получает после одиннадцати лет их обучения. Все видели эти ролики в сети. Задают нашим молодым продуктам современного образования вопросы, типа: «Пушкин с Достоевским дрались на дуэли и у Пушкина был пистолет, а у Достоевского автомат. И Достоевский Пушкина убил. Как вы считаете, это справедливо?» Ответы убивают. Вместо того, чтобы рассмеяться абсурдности вопроса, респонденты начинают на полном серьёзе отвечать, что это несправедливо, что на дуэли у противников должно быть одинаковое оружие.

Подобные опросы проводятся часто и вызывают смех, свозь слёзы и ужас. В романе Чингиза Айтматова Буранный полустанок есть такие персонажи – манкурты. Люди, которым уничтожают память жесточайшим способом, натягивая на обритую голову бычий пузырь, который, высыхая сдавливает голову, причиняя невыносимую боль. После этой экзекуции люди становятся абсолютными рабами, существами без собственной личности.
Молодые люди, которые не знают ни литературы, ни истории, не умеют решить простейшую задачу, уверяют, что три на пять не делится, поэтому уравнение «5Х = 3» не имеет корней, это те же манкурты. Их так же легко превратить в рабов. Конечно, современных рабов. Рабов рекламы, пропаганды, рабов любых вредных привычек.

Сейчас принято недостатки школьного образование списывать на ЕГЭ и ОГЭ. Тестовая система проверки знаний действительно не лучшая форма экзаменов. Недаром основатель кибернетики Норберт Винер называл тестовую систему «крысоморфизмом» человека, проводя аналогию с крысами в лабиринте. Но перед введением ЕГЭ и ОГЭ экзамены в школах превратились в полную профанацию. Медалистам во время экзамена давали списывать готовые решения и сочинения, троечникам подсказывали, а бывало и писали за них экзаменационную работу. Было стыдно и противно.

Не ЕГЭ привёл к катастрофе. К ней шли постепенно и неуклонно. Мне бы хотелось обозначить некоторые шаги в этом направлении, которые я наблюдала в течение 54 лет работы в школе. Ещё до того, как я пришла работать в школу, начались изменения под предлогом гуманизации образования. Как говорил незабвенный Черномырдин: «Хотели, как лучше, получилось, как всегда.»

Например, запретили оставлять первоклассников на второй год в первом классе. Запрет был обоснован тем, что первоклассник будет сильно травмирован, а это недопустимо. И вот, ребёнок, не научившийся за первый год учёбы читать, писать и считать, переводится во второй класс. Естественно, там он отстаёт ещё больше. С каждым годом отставание усугубляется. Травма от постоянного сознания своей неполноценности усиливается. Чаще всего, следствием было то, что ребёнок самоутверждался за счёт нарушения дисциплины и, зачастую, агрессии, или чувствовал себя изгоем и с этим чувством шёл дальше по жизни.

Это была первая мина под днищем корабля «Российское образование». Но, увы далеко не последняя. Дальше была реформа, которую проводили в соответствии с призывом липецких учителей: «Каждому ученику – глубокие и прочные знания по всем предметам». Нашим чиновникам, лишённым чувства юмора, не казался этот призыв смехотворным. В результате было практически запрещено ставить двойки. Даже текущие двойки оказывались для учителя причиной проверок, выговоров, требовали оправданий и доказательств, что эти двойки не следствие плохой работы учителя. «Нет плохих учеников, есть плохие учителя» – фраза, которую не уставали повторять руководители на совещаниях и конференциях. Унизительные разборки на ковре у администрации – директора, завуча и секретаря партийной организации школы привели к тому, что лучшие, требовательные и честные учителя стали уходить из школ. А уж когда я однажды поставила двойку в четверти, меня вызвали на ковёр в РОНО и долго объясняли, что таким учителям не место в советской школе.

Итак, караван пошёл со скоростью самого медленного верблюда. Двоечникам ставили тройки, на этом фоне ставить те же тройки троечникам было несправедливо, им ставили четвёрки. Произошла инфляция школьной оценки. Пришлось снизить требования к абитуриентам, а значит, и студентам, в том числе и в педагогических ВУЗах, в которых и так было не очень много сильных студентов. И потом эти студенты приходили учить школьников.
На какое-то время ситуацию спасло введение программы Колмогорова, основанная на теории множеств. Это была стройная система, которая прекрасно развивала учеников. На основе этой теории даже правила русского языка были понятнее и лучше запоминались. Эта программа, не знаю, случайно или закономерно, совпала с отказом принимать евреев в элитные математические и физические ВУЗы, такие, как физтех, мехмат и прочие того же уровня. И очень многие молодые талантливые евреи пошли в педагогические ВУЗы, а потом в школы. Это был взлёт школьного образования, к сожалению, недолгий, меньше десяти лет. Закончилось всё печально. Академик Понтрягин написал в журнале Коммунист статью под названием «Космополитизм в преподавании советской математики». От программы Колмогорова отказались и с тех пор не появилось ни одного даже близко приближающегося по уровню учебника геометрии.
Ну, а потом каждая реформа, призванная осовременить образование или, как говорили нашиуправленцы: «создать систему образования, отвечающую требованиям времени», приводила к дальнейшему понижению образовательного уровня.

В конце семидесятых годов прошлого века появилась надежда на реальную гуманизацию среднего образования. Уже мы все видели и обсуждали фильмы «Доживём до понедельника», «Ключ без права передачи», «Друг мой Колька». Педагоги-новаторы: Амонашвили, Щетинин, Шаталов и другие на практике показывали примеры правильного отношения ученика и учителя. Казалось, вот-вот и ученики станут не объектами образования, а активными участниками его. Но вместо ожидаемого поворота лицом к ученику увеличилось количество отчётов, которые требовали от учителей, углубилось отчуждение детей и взрослых, принудительно насаждались т.н. новые методики, которые заключались в применении всяких диапроекторов и опросов сразу нескольких учеников у доски.И никакого поворота к превращению учеников из «объекта» образования в участника процесса не получилось.

Самый, конечно, сильный удар был нанесён в конце 80х годов прошлого века, когда советская система образования была признана милитаристской из-за большого объёма математики и естественных наук в сравнении с гуманитарными дисциплинами. Заодно отменили чистописание, как насилие над детьми, вместо правил по русскому языку появились в 70-х годах т.н. орфограммы, которые нужно помнить не по смыслу, а по номерам. Короче говоря, вместо развития мышления какие-то, как бы новаторства, ради новаторств. Появились учителя, которые пытались спасти положение при помощи специальных приёмов, так называемые учителя-новаторы. Некоторые их приёмы помогали, но тенденция заменять образование его имитацией сохранялась.

На мой взгляд – одна из самых вредных имитаций на данный момент – это школы, где у учеников по восемь уроков в день и домашние задания, которые ребёнок выполняет до полуночи. Я даже знаю родителей, говорящих: «Мой ребёнок учится в такой хорошей школе! У него по восемь-девять уроков в день, домашние задания делаем всей семьёй, и ещё репетиров приходится приглашать.» И не приходит в голову, что эта школа просто перекладывает свою работу по обучению ребёнка на родителей.Родителям простительно не знать, что даже шестой урок уже идёт в полсилы. На шестом уроке можно что-то повторить, дать какую-то несложную работу, а новый материал объяснять практически бессмысленно, уставшие дети не воспримут. А седьмой, восьмой уроки вообще проходят впустую. Как говорила в своё время Полина Борисовна Ройтман, лучшая методист-математик и сама блестящий учитель, после неудачного урока: «Лучше бы дети погуляли на улице. Было бы намного полезнее.» Но те, кто разрабатывал эти программы, по умолчанию должны знать психологические и физиологические нормы нагрузки. Например, в 70х годах двадцатого века был рекомендован объём домашнего задания – не больше половины сделанного на уроке. То есть, если на уроке решено десять примеров, на дом задаётся не больше пяти, если написано два упражнения, дома не больше одного. Кто сейчас придерживается этих норм? Только несовременные учителя, для которых важен не «рейтинг» (ещё одно модное слово), а здоровье учеников, их знания, умения и навыки. Тот самый ЗУМ, который учитель должен был писать в плане каждого урока.
Современное образование исключило из лексикона такие слова, как воспитание и развитие. История многократно доказывала, что образование без воспитания безнравственно. Без развития способностей ребёнка он останется инфантильным, неспособным запоминать информацию, осмыслять её и анализировать, «раскладывать в своей голове по полочкам» и в нужный момент извлекать. Значит, то, что дети должны усваивать, не усваивается потому, что механизму усвоения не учат. Мне всё чаще попадаются дети с полным неприятием математики. Не сразу я поняла, что для многих учеников цифры не несут числового смысла. Их не учили счёту на палочках и для них число эта цифра – картинка. Им приходится запоминать странные отношения этих картинок. Думаю, то же самое с орфограммами на русском языке. Тщеславная гонка в начальной школе, гордость, что несчастные первачки в середине сентября пишут диктанты и решают уравнения приводит к тому, что в 9 классе приходится возвращаться к прописям, счёту предметов и прочим упущениям первых четырёх лет обучения. Кто внушил теоретикам современного образования, что детям скучно осваивать навыки письма, счёта и чтения постепенно, не торопясь? Почему они не понимают, что гораздо скучнее пробегать обучение впопыхах, не успевая научиться, освоить, разобраться.

И таким образом прививается ученику с самого начала неуважение к своей работе, которую, в принципе невозможно сделать хорошо, самому институту школы, в которой неприятно находиться, к самому себе, вынужденному плохо выполнять неинтересную работу.
Мне трудно представить себе эмоциональное состояние человека, который вынужден находится в школе, где ему тяжело, скучно и непонятно большую часть дня, а потом отрабатывать барщину дома. Большинство современных детей находят выход из своей несвободы в гаджетах. Там у них, по крайней мере есть свобода выбора игры, блогера или сайта. Запреты на гаджеты только усиливают отторжение от школы и от тех, кто в ней работает. Об учителях, которые заполняют бесконечные отчёты вместо общения с учениками, я упоминать не буду. Об этом непрерывно пишут и говорят, а воз и ныне там…

В общем, если вот это всё – называется современное образование, я лучше буду учить своих учеников по старинке. Стараясь держаться в зоне ближайшего развития, не перегружая домашними заданиями, без раздражения и возмущения незнанием или непониманием, признавая за учениками права на жизнь вне школы. И, поскольку программа школьной математики ограничена теми сведениями, которые были известны ещё в восемнадцатом веке, слово «современное» как-то не уместно.

Кстати, термин «образование» не так давно заменил слово «просвещение». А как корабль назовёшь, так он и будет ходить по морям. Мы не просвещаем наших учеников, не дарим им свет знаний. Задача поставлена прямо противоположная – придать детям определённый образ, обтесать их, как в своё время папа Карло обтесал полено, и сделать их «грамотными пользователями». То есть, ни в коем случае не развивать критическое мышление, заставлять заучивать бессмысленные сведения, типа орфограмм, сидеть за столом перед тетрадками и учебниками по двенадцать часов в сутки. А учителей ни в коем случае не называть работниками просвещения. Они должны предоставлять образовательные услуги. Почувствуйте разницу. Из просветителей учителя превратились в обслугу.

Я не хочу поднимать вопрос, кому и зачем всё это нужно. Уверена, что люди, уничтожающие наше образование, знают, что и зачем они делают. Некоторые этого не скрывают. Один из «хозяев жизни» прямо заявил, что население (для него мы и наши дети не народ, а население) не должно получать хорошее, развивающее образование, тем более, просвещение. И в чём-то он прав. Образованные люди не побегут вслед за рекламой, будут анализировать информацию и подвергать её сомнению, могут, не дай бог, попросить разъяснений. Современные технологии позволяют кормить, одевать и даже лечить большинство людей без особых трудностей. Вот и пусть «население» сидит у компьютеров, играет в дурацкие игры-стрелялки, смотрит дурацкие ролики блогеров, общается с таким же быдлом. А «элита» будет жить так, как считает нужным без помех в виде всяких протестов и прочих неприятных явлений.

В заключение скажу: для меня образование – прежде всего, сохранение вневременных ценностей. Таких, как внутренняя свобода, позволяющая самостоятельно и критически осмысливать информацию, чувство собственного достоинства, не допускающего унизительного признания себя недостойным знаний и умений, уважения не только к окружающим людям, но и к результатам своего труда и труда любых других людей. Без этих качеств набор знаний не имеет смысла.
Как писал французский математик Блез Паскаль: «Будем же учиться хорошо мыслить – вот основной принцип морали». И образования тоже.

© Н. Н. Иващенко, 2025

К списку статей